К. Д. Носилов
С Оби на Печору
дореформенный текст адаптирован для современного читателя, пояснения ниже созданы редактором страницы
Вениса (устар., геол.) — бледно-красный гранат.
1 верста — 1,07 км.
1 сажень — 2,13 м.
1 фут — 30,48 см.
1 дюйм — 2,54 см.
1 пуд — 16,38 кг.
Зимой, 1882 года, представляя Императорскому Русскому Географическому Обществу проект предпринятой мною экспедиции на восточный склон Полярного Урала, я поставил своей обязанностью сообщать Обществу географические, геологические, метеорологические, этнографические и гидрографические сведения о посещённых мною местностях и теперь, находясь уже 7 месяцев на месте моих работ, имею честь представить Обществу краткий отчёт о моих работах вместе с маршрутной картой изучаемого мной края.
Выехавши в марте 1883 г. из Петербурга чрез Пермь, Екатеринбург, Тюмень и Тобольск, я только 2 июля достиг по сильно разлившейся р. Оби до г. Берёзова, сделавши до 5000 вёрст в самое неблагоприятное для пути время разлива и ледохода рек. Причиной промедления была поломка барометра, который пришлось чинить в Казани и Екатеринбурге; потративши на это 2 месяца, я всё-таки остался без барометра, который не выдержал дальнейшего трудного пути.
Из Берёзова я направился лодкой вверх по течению р. Северной Сосьвы. От с. Сартыньинского, до которого р. Северная Сосьва географически известна, я начал буссольную съёмку реки, и продолжал по правому притоку Сосьвы, р. Сыгве (Ляпинь или Сак-я по остяцкому названию); по этой последней, сделавши от г. Берёзова более 500 вёрст, прибыл я 22 июля в конечный пункт инородческих селений, на устье р. Щокурья, где и обзавёлся домом. 24-го была открыта Метеорологическая станция, устроенная по инструкциям Главной Физической Обсерватории. Избравши это место для квартиры, я имел под рукой 4 водных пути на Урал и один в Берёзов, что было весьма важно, так как летом здесь нет других путей сообщения как по рекам и нет никакой возможности достигнуть Урала по тундристым болотам.
1, 2 и 3 числа августа я провёл в первой экскурсии к отрогам Урала по р. Чёртынья, притоку р. Щокурья, где собрал очень хорошую коллекцию юрской формации из естественных обнажений реки и убедился, что я нахожусь близ рубежа кристаллических горных пород с осадочными. Во время следующей поездки по р. Щокурья (тоже снятой, как и р. Чёртынья, на план) я встретил кристаллические породы и золотоносный слой, достигающий по притоку её, речке Палья, по содержанию золота, до возможности разработок.
Конец августа, в продолжении 10 дней я экскурсировал по р. Сыгве, которую от своей квартиры, называемой инородцами (манси) „Русс-пауль“, я снял на план на протяжении 250 вёрст, что с пространством её от „Русс-пауля“ до устья, тоже снятым на план, составляет до 500 вёрст. В вершине р. Сыгвы я осмотрел в продолжении суток замечательное по величине озеро „Елбынь-тур“, представляющее, кроме интереса в геологическом отношении, интерес этнографический, как место считаемое святыней инородцами: самоедами, остяками и манси, которые каждые 2 года приносят здесь сотни оленей в жертву. Так как инородцы считают озеро святыней, коснуться которой они не могут под страхом смерти, то рыбы в озере никто не ловит и потому её в нем много. Застигнувшее меня здесь ненастье, во время обратного пути, сменилось холодом и Урал покрылся снегом.
3-го сентября я выехал на р. Северную Сосьву, где возможно было ещё месяц производить наблюдения по водяным путям, тогда как р. Сыгва грозила уже ледоходом. Кроме того, мне хотелось связать свои геологические наблюдения с исследованиями экспедиции г-на Протасова, произведённой от Правительства около 40 лет тому назад, и достигшей до устья р. Манья.
В продолжении 10 дней трудного подъёма лодкой вверх по Северной Сосьве мне приходилось делать разнообразнейшие и постоянные наблюдения и исследования то под дождём, то под инеем, то под снегом даже ночами и только в юртах сел. Искорского (Яны-пауля) я мог отдохнуть день, чтобы со свежими силами проехать ещё 100 вёрст до р. Манья. Ещё 2 суток на длинной „душегубке“, подталкиваемой шестами (иначе здесь по быстроте течения воды невозможно проехать и 100 саженей) — и я достиг первых естественных обнажений, состоящих из белого песка и серой сланцеватой глины (юрской формации); скоро вслед за ними увидал известняки и глинистые сланцы, образовавшие причудливой формы скалы с колоннами и пещерами. Ещё 8 вёрст и я был у шахты экспедиции, где 40 лет тому назад была найдена медная руда. Река за это время сильно изменила берега и образовала новые обнажения, среди которых я нашёл на левом берегу, на 4 версты ниже шахты, до 5 мощных пластов венисы с кусочками самородной меди. Ненастье и холод не только не позволили сделать нивелировки и исследований месторождений, но даже заставили поскорее спуститься в юрты, чтобы не быть затёртым льдами за 100 вёрст от юрт.
После приезда в Искорские юрты погода установилась более благоприятная, снег стаял и я решился рискнуть проникнуть к Уралу по знаменитой аммонитами речке Лобсинья. Поездку эту мне удалось сделать в 4 дня. На обратном пути пришлось однако плыть посреди льда и спать ночи под кедрами при −10°−13°C, что в связи с воспоминанием о бывшей у меня тут стычке с медведицей, поранившей мне правую руку, останется на всегда в моей памяти.
Ещё 4 дня обратного пути под всеми невзгодами северной осени, к которым присоединился и лёд, часто затиравший нашу лодку до такой степени, что мы стояли по часам среди льдов, и мы, наконец при устье р. Сыгвы у селения Саксони-пауль. Через два часа после нашего выхода на берег, река стала и я двинулся в „Русс-пауль“ на собаках. Дорогой я случайно видел приношение в жертву оленя, только что пригнанного со стадом с Урала, где они паслись целое лето. Из Межи-пауль я уже ехал на оленях по снегу, толщина которого в первых числах октября достигла до 1 фута 4 дюймов.
„Русс-пауль“ оказался холодным и я долгое время принуждён был жить и заниматься в церкви с. Щокуринского; только позднее уже мог я устроить себе новую квартиру в Сарань-пауле, где устроил также и метеорологическую станцию.
В октябре я проехал до с. Сартыньинского (на Северной Сосьве) и дорогой нанёс на план, уже готовый вчерне, зимние юрты, так как манси летом и весной, а часто и осенью, согласно требованиям их рыбного промысла, переселяются с дачи на дачу и таким образом устраивают много селений.
В ноябре, после экскурсии к Уралу по системе р. Щокурья, с специально геологическими исследованиями, я отправился вдоль Урала на север по чумам зырян, самоедов и остяков, с этнографическими целями, достиг 66°50′ с.ш., посетил снова озеро Елбынь-Тур и с хорошими этнографическими и антропологическими материалами, собранными в 46 чумах оленеводов, воротился чрез 15 дней в Сарань-пауль, испытавши в этот период морозы −40°−46°C, стоявшие изо дня в день как на Урале, так и на отрогах его, здесь уже лишённых леса.
После этой экскурсии я успел до 23 декабря сделать лишь несколько незначительных поездок вблизи Сарань-пауля; в одну из этих поездок открыл месторождение прекрасной охры на р. Манья (приток Сыгвы).
23 декабря я выехал снова в с. Сартыньинское, чтобы вместе с местным начальством присутствовать при сборе ясака по р. Северной Сосьве и р. Сыгве, куда собираются все инородцы с пушниной и где ярко выясняется как их экономическое, так и социальное положение.
4 января, после 38 часовой езды на оленях, я был снова в Сарань-пауле, чтобы в Крещенье успеть видеть особенно интересный ясак манси, продолжавшийся до 10 числа.
14 января представился мне, наконец, давно желанный случай осмотреть, так называемый, Щокурьинский проход, по которому идёт дорога с р. Ляпин (Сыгва) на р. Печору. Этот транзитный путь зимой настолько опасен и затруднителен, что в него отправляются не иначе как цельным караваном, даже с чумом и стадом оленей. Дорога от с. Сарань-пауль (моя квартира) шла на по сплошным болотам, кой-где прерываемым островами покрытыми исключительно кедрами и тундристым кустарником, из которых первые отличаются заметным слабым развитием и невысоким ростом, как и большинство дерев на возвышенных местностях, особенно открытых влиянию сурового северного ветра. Толщина снега (около 2 футов) не позволяла быстро двигаться, пока мы не спустились на речку Паль-я, по руслу которой было значительно удобнее ехать, хотя выступившие наледи иногда и заставляли приостанавливаться и очищать нарту. Но нам недолго пришлось ехать по речке, дорога свернула на запад и мы кедровым бором направились к первым холмам, которых достигли чрез 2 часа. Здесь кедры сменились лиственницей и берёзой со следами горелого леса, выгоревшего в 1850-х годах, когда громадный лесной пожар охватил восточный склон Урала с 64° до 65° с.ш.
Среди горок, по которым долго затем тянулась дорога, попадались небольшие озерки, болотца, следов зверей не было ни одного, да едва ли здесь звери живут, потому что открытая кругом местность, необитаемая и птицами, не представляет для них удобств.
Ещё 10—12 вёрст по этим лесистым горкам и мы спустились на р. Щокурья, которая здесь весело изгибалась своим небольшим руслом среди уже значительных, но ещё лесистых, возвышенностей и гор, придававших реке особенную прелесть своими силуэтами. Ветер тянул холодом из ущелья, которое образовала река и близость Урала (20 в.) давала себя чувствовать сухим холодным воздухом. С каждой верстой мы заметно поднимались, по реке из-подо льда уже торчали громадные валуны (снос) гранита и кварцита и доказывали, что подъем был уже значительный. Наконец, показались скалистые берега (гранит), а чрез час езды показалась и первая голая коническая гранитная гора, на вершине которой уже свистел ветер, совершенно незаметный за 10 вёрст в долине реки. По мере того, как мы поднимались по руслу реки, ветер усиливался и караван, состоявший из 12 возов с оленьими шкурами, препровождаемыми для выделки на замшу в с. Ижемское, решил остановиться, так как ночью, при ветре, было рискованно пускаться на хребет. После небольшого совещания ямщиков, тревожно посматривавших на хребет, с которого уже сильно дуло холодом, пришлось отпустить оленей на мох; их погнали 2 зырянина, обязанностью которых было оберегать оленей от волков и, громко покрикивая, обходить их на месте кормёжки. Остальные путники или легли в совиках на снег возле юрт или сидели у костра, подкладывая в чайники снега, всегда употребляемого здесь зимой для заварки чая. Лыжи, ловко уложенные на снег у костра, служили столом, вдоль которого расставлены были чашки и расположены все чайные принадлежности. У всех была одна мысль о завтрашнем перевале; мы разговорились об условиях этого пути и я услыхал больше одни ужасы, — как ветром кидает нарты, валит оленей и человека и заносит снегом, сдуваемым ветром с гарь.
Ночь прошла скоро в разговоре и только-что мы легли в нарты, как пастухи пригнали оленей и сообщили, что на Урале пурга и ехать будет затруднительно. Вдобавок, западный ветер принёс облака, которыми скрыло не только вершины гор, но и подошвы.
С рассветом мы тем не менее двинулись в дальнейший путь. За туманом я мог только наносить на план русло р. Щокурь-я, по которой все ещё тянулась дорога и крайне досадовал, что не могу видеть те горы, которые вчера так красиво выделялись на горизонте. Вскоре пошёл снег и окончательно скрыл ближайшие почти отвесные стены ущелья, по которому мы двигались. У подножья этих гранитных стен ютились кедры и низкая лиственница; попадалась также берёза.
Через 9 вёрст от ночёвки, мы начали подниматься по краю пропасти среди лиственничного леса на хребет. На сколько позволял ветер и снег, валивший нам встречу, я мог рассмотреть, что дорога шла между такими же стенами соседних гор, между какими мы ехали и ранее, с той только разницей, что ущелье было выше Щокурьинского на 300—350 футов и дорога шла по россыпям, образовавшимся от разрушения боковых гор. Хребет и дорога чрез него тянулись всего три версты. На середине был водораздел, две скатывающиеся с противоположных гор речки скоро терялись в пропастях.
Ветер тряс нарты, хлопья снега забрасывали караван; двое зырян на лыжах шли впереди, ощупывая дорогу; всё это сильно задерживало движение. Далее мы нашли такое ненастье, которое редко можно испытать где-либо кроме западного склона Урала.
О высоте гор нужно заметить, что здесь, на 65° с.ш., находятся самые возвышенные горы всего Урала: Сабля, высотой над уровнем моря 5142 фута, и Тёльпосиз — 5540 футов. Здесь поэтому задерживаются снеговые и дождевые облака и, сталкиваясь с высотами, роняют из себя всю содержимую влагу. Тёльпосиз и Сабля особенно задерживают облака: по рассказам очевидцев, оленеводов и охотников, толщина снега у подошвы этих гор достигает 21 фута. Только что мы перевалили хребет, как мощность снега начала заметно увеличиваться: от 2 футов, на первом десятке вёрст, толщина снегового покрова достигла до 4,5 футов. Нужно заметить, что было половина января, так что к весне мощность снега достигнет здесь, по всей вероятности, 7—8 футов.
Дорога спускалась из ущелья и водораздела по руслу речки, притока р. Патэка. По обеим сторонам высились горы, которые по временам были видны в пургу. Из расселин их выглядывали следы ручьёв и речек. Между ними особенно выделялся поток с горы, называемой „Последний корм“, образовавший, видимую очень далеко, просеку в мелком лесе. Говорят, что весной вместе с снегом, сползающим с вершины горы, вместе с пеною воды быстро прыгают громаднейшие камни, производя такой шум, что его бывает слышно за 70 вёрст — на р. Печоре. У подошвы горы, дорога оставляет русло речки и идёт по небольшой, в 5 вёрст длины, возвышенности, покрытой лиственничным и еловым лесом. Перебравшись чрез неё, мы спустились на р. Патэк, на которой скоро остановились для корма оленей у лесной юрты, построенной одним предприимчивым крестьянином в 1881 году для доставки хлеба сюда с Оби и сплава по р. Патэк на р. Печору, где стоимость хлеба достигала до 2 рублей за пуд, тогда как на Оби, в с. Мужи, где особенно заготовляется хлеб для продажи зырянам оленеводам, стоимость пуда муки балансировала от 50 коп. до 75 к. за пуд.
Здесь, в этой избе весь наш караван, в котором раздавались и остяцкий, и зырянский и самоедский языки, пил чай и закусывал, соображая все трудности предстоящего пути по „парме“, болотистой местности, лишённой оленьего мха и поросшей еловым лесом. Все стены и косяки избы были покрыты клеймами и подписями, до которых особенно охочи зыряне и остяки, ставящие свои клейма даже там, где они останавливаются на какой-нибудь час. Нередко можно видеть вдали от селений, на Урале по тропам и пр. засеки, на которых кроме клейма сообщают карандашом и важные события путников (зыряне почти все грамотны) и поклоны друзьям.
Остяки те ставят только свои крюкообразные клейма, которые красуются и на боках их оленей. Эти клейма спасают оленей от воров, особенно часто встречающихся среди самоедов.
Напившись чаю и закусивши оленьим мясом, мы ночью выехали дальше. Пурга и снег усилились и в продолжении 3 часов напало его на 1 фут 4 дюйма; скоро снег затруднил движение так, что транспорт остановился. Ямщики собрались в кучку и сильно спорили: одни говорили, что надо воротиться к Уралу, выкормить там 2 дня оленей и затем уже ехать вперёд, другие настаивали ехать вперёд, не теряя времени. Я часа два слушал, не желая вмешиваться в этот спор и когда было почти решено ворочаться, вышел из нарты, заваленной снегом, и настоял на том, чтобы ехать вперёд.
Скоро мы и двинулись; но приходилось останавливаться почти чрез каждые полчаса, разыскивая на лыжах дорогу, заваленную снегом на 2 фута. Впереди шли два человека на лыжах, следя дорогу и проторяя путь с тремя оленями в лёгкой нарте, вслед за ними подвигались с трудом и постоянными остановками воза.
Промаявшись ночь и утро, мы остановились, оставив за собой только 15 вёрст за целые 14 часов. Тотчас же все начали рубить ели, чтобы мхом их поддержать падающие силы оленей.
5 часов остановки, в продолжении которой транспорт наш раскладывал костры, варил чай и мясо и закусывал, прошли в страшной суматохе. Снова двинувшись в путь, мы обогнули самое трудное и опасное место пути: конец горы Сабли и горы Чёрный нос, которая была последней горой; далее потянулась ровная болотистая местность.
Оставивши р. Патэк, дорога шла по болотам, поросшим елью и изредка берёзой.
Двигались мы, при сильном ветре и снеге, дававших возможность двигаться только по 1,5 версты в час, имея остановки чрез 10—15 вёрст, вырубая лес для мха, чтоб по возможности поддержать силы оленей хотя и худым кормом. По дороге из-под снега часто выставлялись рога оленей, павших и занесённых ранее, — попадались и воза, почти занесённые снегом, с товаром, брошенным по невозможности его доставить за 20 вёрст до с. Оранец на Печору.
Через 2 суток подобного пути, в который мы сохранили живыми оленей, хотя они едва двигали нарты, а многие едва могли идти сами за нартами, мы достигли р. Печоры и с. Оранец.
Пробывши там 6 дней, я выехал обратно и перевалил Урал в сильнейший ветер и буран. 5 февраля я был снова в Сарань-пауле. Вот все, что я мог сделать за 7 месяцев.
Мне остаётся ещё сказать о моих сношениях с инородцами и о проекте наблюдений в лето 1884 года.
По прибытии моем сюда, инородцы сразу стали ко мне в самые дружелюбные отношения, которые я поддерживаю прививкой оспы, медицинской помощью и частыми визитами в их юрты, где за угощением сырой рыбой и мясом много толкую с ними. Они очень любознательны, гостеприимны и откровенны; часто приезжают ко мне пит чай, а если случается, что кто-нибудь болен или даже и не болен, но я начинаю уверять в том, что он болен, то они под предлогом исследования болезни позволяют делать антропологические измерения и только стесняются, когда я близко и пристально смотрю в глаза для определения их цвета. Мне часто также приходится разбирать их ссоры. Они требуют этого, считая меня за „Хон-потрусь“, т.е. Царского писаря...
В лето 1884 года я намерен продолжать свои наблюдения и постараюсь распространить их по системе р. Сыньи и Войкор до 68° с.ш., чтобы иметь возможность проследить геологические напластования далее полярного круга и вместе с тем продолжить этнографические наблюдения над оседлыми самоедами.
|
[С. 1-9.]
Носилов К.Д. С Оби на Печору. // (С картой путей). — С.-Пб.: Типография А.С. Суворина, 1884. — 9 с., 1 л. карт.
ББК Д890(2Р36,1)022
Съ Оби на Печору К. Д. Носилова. (Съ картою путей). Изъ Извѣстій Имп. Русск. Геогр. Общ., т. XX.ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д. 11—2.
Передано в общественное достояние.
